– Я думаю, что все прочее может подождать до утра, – сказал граф с долгим вздохом. – Джон, есть ли для меня спальня?

Тот насмешливо посмотрел на него:

– А я-то думал…

– О, я собираюсь нанести визит леди Женевьеве, – холодно произнес Тристан, – но я никогда не улягусь спать рядом с ней! Я слишком высоко ценю свою жизнь!

Джон усмехнулся.

– Рядом с Большим залом есть спальня бывшего хозяина замка. Я присмотрю за тем, чтобы ее быстро приготовили.

Джон и Тибальд встали. Но прежде чем они успели выйти из кабинета, дверь в комнату распахнулась настежь. Тристан начал было подниматься, но был остановлен леди Эдвиной, бросившейся к его ногам и положившей ему на колени свои тонкие изящные руки. Она взмолилась со слезами на глазах:

– Не убивайте ее! Милорд, я умоляю вас! Она так молода… у нее не было выбора! О, я клянусь, она была так растеряна… но у нее не было выбора! Разве вы не понимаете? Она боролась с врагом! Я знаю, какое горе постигло вас… Джон рассказал мне о вашей жене. Но я верю, вы выше подобной жестокости! Пожалуйста, лорд Тристан!..

– Эдвина! – Тристан взял ее лицо обеими руками и всмотрелся в ее огромные, голубые, как бирюза, глаза, начиная понимать, что так привлекло в этой женщине его друга. И, хотя он разозлился на Джона за то, что тот рассказал о его трагедии, страдание, застывшее в этих прекрасных глазах, искренняя мольба, звучавшая в голосе, тронули его сердце.

– У меня нет намерения убивать вашу племянницу, леди Эдвина, – сказал он, и бросил взгляд на выглядевшего смущенным Джона. – Но я предупреждаю вас, миледи, что история моей жизни не может служить поводом для пустой болтовни! – Тристан снова смотрел на Эдвину.

– Можете спать спокойно, она не умрет, но она пленница в этом замке и, пока останется в этом качестве. И никакими слезами этого изменить нельзя.

Эдвина опустила голову. Ее голос дрожал:

– Спасибо, – пробормотала она.

– Эдвина! – резко произнес Джон.

Она поднялась и присоединилась к нему у дверей, глядя на Тристана:

– Милорд, но ведь я же никогда не была здесь пленницей, почему же…

– Конечно, же, миледи. Вы доказали, что подчинились неизбежному, и заслужили доверие. Продемонстрируйте обратное, и вы сразу же почувствуете, насколько изменится ваша жизнь.

– Но, милорд…

– Джон, Тибальд, леди Эдвина, – твердо сказал Тристан, – спокойной ночи. – Посмотрел на Джона и сурово нахмурил брови.

Джон крепко обнял Эдвину и вывел ее из комнаты. Тибальд усмехнулся, покачал головой и следом за ними покинул кабинет.

Тристан задумчиво допил эль и решил, что ожидал достаточно, долго. Чем дольше сидели они здесь, тем сильнее разгорался его гнев.

Он прикрыл глаза и представил себе, как она стоит на коленях, умоляя его, затем представил Женевьеву стоящую перед ним, сжимавшую в руках окровавленную кочергу.

Он встал, полный решимости.

Настало время напомнить, леди Женевьеве, о его предупреждении не давать обещания, которых не собираешься выполнять.

Женевьева металась по своей спальне, близкая к тому, чтобы удариться в панику. Когда-то, кажется за это время прошла целая жизнь, она пообещала себе не бояться ланкастерцев, будь то простой солдат или король. Но это было до того, как увидала при дворе Генриха VII Тристана де ла Тера. Она никогда не забудет взгляд его глаз, горящих огнем ада, тихий голос, несущий угрозу, от которого она содрогалась даже сейчас.

Уже в сотый раз она неистово дернула дверную ручку, но та даже не шелохнулась. На глаза Женевьевы навернулись слезы гнева и обиды. Она отошла от двери, ступила на возвышение, и тут ее взгляд упал на лохань с водой, стоявшую у очага. Лохань была полна горячей воды, от нее шел пар, и она ожидала Женевьеву, как будто кто-то специально поставил ее здесь, зная, что она вернется именно сегодня. Возможно, что кто-то действительно знал, ибо Тристан вполне мог послать гонца.

Она быстро вымылась. Сердце ее замирало от ужаса каждый раз, когда снизу доносился какой-нибудь шум. Женевьева совсем не хотела, чтобы Тристан застал ее в лохани, поэтому и мылась так торопливо. Но ему сейчас действительно было не до нее, как он и предупреждал ее, и вероятно, поэтому он не приходил. Женевьева выбралась из воды и облачилась в платье из голубого бархата, которое кто-то предусмотрительно разложил на кровати. И снова она вышагивала по комнате, бессознательно теребя шнурки низкого лифа, пытаясь затянуть их потуже, чтобы как следует прикрыть свое тело. Она остановилась и прикрыла глаза, вознеся молитву Богу, чтобы он придал ей смелости. Может быть Тристан де ла Тер собирался собственноручно убить ее сегодня? Может быть, той же самой кочергой, которую она использовала против него? Будь он проклят! И в самом деле, он знал, каким образом вершить месть и устраивать пытки. Лучше бы он лишил ее головы там, при дворе, когда у нее еще сохранялось некоторое подобие смелости, чем везти обратно в Эденби и оставить наедине со своим мучительным страхом на несколько невыносимо долгих часов.

Женевьева приоткрыла глаза, и ее взор тут же упал на занавески, прикрывавшие окна, расположенные в ряд вдоль стены. Окна были небольшими и походили на бойницы для стрелков. И мысль о бегстве вновь пришла ей в голову. Она ведь совсем не толстая, и к тому же достаточно проворна. Вполне возможно, что сегодня ей удастся протиснуться через окно и спрыгнуть на парапет, проходящий внизу.

«Правда, так можно сломать ноги, – напомнила сама себе Женевьева, – но разве угроза перелома может сравниться с ожиданием смерти от рук Тристана де ла Тер». Она прошла к окнам и с отчаянием дернула за гобелен, на котором была изображена сцена рыцарской охоты. Занавесь упала на пол, и Женевьева уставилась на узкую щель со все возрастающим страхом. Окно располагалось на более высоком уровне от пола, чем она ожидала, и было несколько уже. Но ведь… если она выдохнет и попытается вытянуться, протиснув сначала плечи, а затем и бедра, то… Обернувшись, она заметила тотчас табурет, стоявший перед туалетным столиком, подошла к нему и, тяжело дыша, подтащила его под окно, затем встала на него, подтянулась вверх и задрожала, выглянув наружу. Парапет казался очень далеким.

И в эту минуту дверь спальни распахнулась. От этого звука сердце Женевьевы затрепетало, она неосторожно дернулась, табурет упал, и девушка, вцепившись в окно, осталась висеть в воздухе. Инстинктивно она обернулась и увидела Тристана, безразлично наблюдавшего за ней, стоя у дверей. Как всегда к его поясу был пристегнут меч, а руки покоились на бедрах. Его фигура почти полностью загораживала дверной проем, головой он чуть ли не упирался в притолоку, а на его могучих плечах висел плащ. Выглядел Тристан величественным и безжалостным.

Женевьева издала стон и отчаянно вцепилась в камень. В очередной раз срывалась ее попытка обрести свободу.